– Прошу вопросы… – Нарком прикрыл глаза и, казалось, задремал.
– Так что ж это выходит? – Плотный мужчина с петлицами комбрига вскочил, возмущенно поглядев на Сергея. – Никто, значит, и не виноват? Пятеро сотрудников погибли, враг народа скрылся…
– Я не утверждал, что никто не виноват – Пустельга понял, что придется отбиваться, и отбиваться всерьез. – Я хотел подчеркнуть, что мы все недооценили врага. И недооценили крупно.
– Кто – все? Я? Товарищ Ежов? Извольте уточнить, старший лейтенант!
Слово «товарищ» было пропущено – случайно или преднамеренно.
– Я считаю, что виноваты многие. – Сергей упрямо тряхнул головой, словно пытался отогнать невидимую муху. ~ Товарищ Айзенберг, как удалось установить, не имел всей необходимой информации по «Вандее», а значит, был в какой-то мере дезориентирован. В частности, он не знал о предупреждении сотрудника Иностранного отдела Арвида о подготовке терактов в самой Столице…
– Ну, теперь Иностранный отдел виноват! – Высокий полковник развел руками, словно рыбак, повествующий о пойманной рыбе. – Вы, товарищ Пустельга, вижу, бережете честь мундира. Или майор Айзенберг действовал без ошибок?
– У него были ошибки… – Критиковать покойного майора не хотелось, но надо было говорить правду. – Прежде всего, он не перепроверил информацию, полученную якобы от соседа Корфа Василия Лихачева. Достаточно было перезвонить тому домой, чтобы узнать, что Лихачева уже третий день нет в Столице. И во-вторых, нельзя так, нахрапом, врываться в квартиру…
– Понятно. – Голос наркома был по-прежнему скучен и невыразителен. – Не будем больше об этом. Значит, никаких следов?
– Почти… – Слово вырвалось неожиданно. Вначале Сергей хотел лишь повторить малоутешительные выводы расследования: ничего определенного установить не удалось. Квартира № 15, куда неизвестный направил группу, принадлежала арестованному месяц назад инженеру: тот, кто готовил засаду, попросту снял с дверей печати. Адская машина установлена профессионально, но от дальнейших заключений эксперты пока отказались. В самой квартире никого не было…
– Так чего же вы молчали? – это уже не выдержал сам товарищ Фриновский.
– Я… мне это только что пришло в голову, извините… – Это была неправда – на самом деле Сергей носился с этой мыслью уже два дня. Понимаете… этот неизвестный позвонил по телефону. По внешнему номеру не через коммутатор. Этот номер знали только здесь, в Главном Управлении. При беседе со свидетелями сотрудники группы давали справочный телефон телефон коммутатора…
~ То есть… – не выдержал кто-то. – Значит, у Корфа… Или у кого-то из этой «Вандеи» есть агент в Главном Управлении?..
– Не обязательно у самого Корфа, – поспешил уточнить Пустельга. – Мы вообще не знаем, был ли Корф в тот день в Столице. Но те, кто готовил засаду, явно имели какую-то информацию отсюда. И возможно, они знали не только номер телефона…
По кабинету пронесся гул. Говорили негромко, но в тоне Сергей почувствовал явную враждебность. Еще бы! Он, без году неделя сотрудник Управления, обвиняет коллег в том, что среди них имеется вражеский агент?
– А может, все было как-то проще, товарищ Пустельга? – осторожно поинтересовался Фриновский. – В конце концов, мог проболтаться кто-то из группы Айзенберга. Девушке своей рассказать, например…
– Да, конечно. – Сергей поспешил дать задний ход. Он вдруг сообразил, что рассказывать о своих подозрениях на коллегии нельзя. Хотя бы потому, что вражеский агент мог преспокойно присутствовать о данный момент в этом самом кабинете.
– Я просто предположил. В любом случае мы не должны исключать подобную возможность…
– Предположил… – буркнул кто-то. – Думать надо, прежде чем языком чесать…
– Товарищ Пустельга абсолютно прав, – негромко произнес нарком, и шум разом стих. – Очищение аппарата от троцкистско-зиновьевских и прочих двурушников – наша важнейшая задача, товарищи. Мы вернемся к этому вопросу. Что еще не ясно?
Больше Сергея ни о чем не спрашивали. Коллегия продолжала работу, а сам Пустельга через пару минут уже покидал кабинет наркома. Покидал с огромным облегчением. Следствие, вернее, предварительное расследование гибели группы Айзенберга было сочтено завершенным, и он наконец-то мог приступить к выполнению главной задачи. Сергей, руководитель группы «Вандея», должен продолжить то, что не удалось сделать покойному майору и его товарищам…
В кабинете № 542 его ждали те, кто отныне подчинялся ему. Новая группа «Вандея» состояла покуда из самого Сергея и тех, кто уцелел от старой. Лейтенант Карабаев уже вышел из больницы, где пролежал три дня с легкой контузией, а вторым был срочно отозванный из отпуска еще один сотрудник покойного Айзенберга – старший лейтенант Михаил Ахилло.
Все дни, покуда шло следствие, Сергей внимательно присматривался к своим новым сотрудникам. Карабаев стал понятен практически сразу. Таких молодых лейтенантов Пустельге часто приходилось встречать и на Украине, и в Ташкенте. Прохор – он не переносил, если его называли Проша или (не дай Господь!) Прошка, – был из бедняцкой семьи, жившей в одной из маленьких деревенек где-то под Омском. Отец был убит семеновцами в начале двадцатых, шестерых детей выхаживала мать, работавшая в батрачках у местного мироеда. Ничего удивительного, что Прохор в четырнадцать лет стал селькором, в пятнадцать начал работу в местной милиции, а еще через год попал в Омское училище наркомата внутренних дел.
Карабаев был серьезен, неулыбчив, равнодушен к соблазнам Столицы, зато обладал необыкновенной добросовестностью и неплохим знанием того, что можно было назвать «прикладной психологией». В общем, молодой лейтенант был на своем месте, и Сергей не удивился, прочитав в его личном деле, что у себя в Омске тот считался одним из самых перспективных молодых работников. В характеристике особо подчеркивались его «классовая непримиримость» и «бескомпромиссная ненависть к врагу».