Ты, уставший ненавидеть - Страница 14

Кадровик с удивительной для его комплекции быстротой исчез за дверью. Комбриг усмехнулся, на этот раз весело и добродушно, и протянул широкую сильную руку:

– Волков Всеслав Игоревич.

Красивое имя-отчество сразу запомнилось. Запомнилась и рука – холодная, сильная и тоже ярко-пунцового цвета. Сергей понял, что странный цвет кожи не последствия ожога, а что-то другое.

– Садитесь, Сергей, поговорим.

– Так точно, товарищ комбриг.

Волков покачал головой и вновь улыбнулся:

– Мы не в строю. Зовите меня по имени.

Это было уже чересчур, и Сергей решил называть комбрига по имени и отчеству, тем более что, произносить «Всеслав Игоревич» было приятно.

– Значит, вы смотрите на фотографию, глядите прямо в глаза, затем начинаете чувствовать глубину…

– Да, – не удержавшись, перебил собеседника Сергей. – Если он жив, то я слышу что-то похожее на эхо. А если нет – то только пустоту… Может, я неточно выразился, Всеслав Игоревич…

– Я вас понял, – кивнул краснолицый. – Сами выучились?

– Да…

– Неплохо… Знаете, вас не зря вызвали в Столицу. Экзамен желаете?

Слово «экзамен» всегда вызывало у Сергея зубную боль.

– Экзамен… Извините, Всеслав Игоревич, я недавно с поезда. Устал…

– Ну, тогда зачет… – на красном лице вновь мелькнула улыбка, и Сергей поневоле улыбнулся в ответ.

Всеслав Игоревич быстро раскрыл папку и достал оттуда десяток фотографий. Сергей понял, что «зачета» не избежать, и сел на стул, собираясь с силами. Надо закрыть глаза, подождать несколько секунд, выровнять дыхание…

Комбриг не торопил. Наконец, когда Сергей почувствовал, что готов, Всеслав Игоревич кивнул и положил на стол первую фотографию.

Задание оказалось несложным. Сергей быстро вглядывался в незнакомые лица, откладывая снимки налево и направо. Направо – те, кто жив, ну а остальные, как и полагалось, шли налево. Большая часть тех, чьи лица Сергей рассматривал, были давно мертвы, а немногие живые находились, как он быстро понял, очень далеко отсюда.

Наконец он положил направо последнюю фотографию, произнес: «Жив. Очень далеко», – и выжидательно поглядел на Волкова. Тот покачал головой:

– Здорово, Сергей. Зачет принят. Поздравляю.

Слышать это было приятно. Раньше на подобное задание ушло бы куда больше времени, но в последние недели в Ташкенте Сергею часто приходилось использовать свой необычный дар. Опыт, очевидно, помог.

– Я все угадал, Всеслав Игоревич?

– А? – задумавшийся о чем-то комбриг повернулся к нему и вновь улыбнулся.

– Да, все верно. Одна ошибка – пустяки.

– А кто? – на миг Сергей почувствовал обиду. Ошибался он редко, особенно в таких простых случаях.

– Последний, – кивнул краснолицый.

Пустельга взял фотографию, положенную им в стопку и вновь всмотрелся, на этот раз очень внимательно. Фотография старая, очевидно начала 20-х. Молодой симпатичный парень в красноармейской форме весело улыбался в объектив. На шинели темнел орден, на рукаве – широкая нашивка старого образца, значения которой Сергей не знал. Он еще раз попытался проверить: взгляд в глаза, затем ощущение пустоты, но следом – эхо, легкое, еле заметное…

– Он жив, Всеслав Игоревич! Только такое впечатление, что он либо болен, либо очень далеко!

– Дайте сюда! – слова прозвучали резко, почти грубо. Широкая красная ладонь на несколько секунд задержалась над снимком. Волков покачал головой:

– И все же он мертв, Сергей. То, что вы называете эхом, говорит о другом. Просто люди могут умереть по-разному.

Разумней всего было не спорить, в конце концов комбригу виднее. Но Сергей понимал, что эти фотографии – не случайный набор для импровизированного «зачета». Приходилось спорить – ради дела.

– Всеслав Игоревич, извините, – Сергей встал, разложив снимки живых веером по столу. – Здесь три фотографии, у которых одинаковое эхо. Эти люди находятся в одном месте… Или, по крайней мере, на одинаковом расстоянии от нас…

– Покажите!

Сергей легко нашел нужные снимки: молодой девушки в нелепых железных очках, придающих ей немного смешной вид, и юноши, тоже очкарика, но с видом гордым и немного заносчивым.

– Берг и Богораз… – негромко проговорил комбриг и скривился. Лицо его внезапно потемнело, став почти бордовым. – Черт… Заходите!

Последнее относилось, как выяснилось, к полковнику, который приоткрыл дверь и мялся на пороге.

Волков быстро сложил фотографии в папку и завязал тесемки. Сергей, не зная, что ему делать, продолжал стоять у стола.

– Товарища Пустельгу никуда не отпускать! Я буду здесь в одиннадцать вечера.

Полковник послушно кивнул.

– Вы, Сергей, пока отдохните. Ночью нам придется поработать.

Старший лейтенант отчеканил «так точно!», но на душе стало невесело. Он понял, что, сам того не желая, попал в какую-то непростую и, возможно, опасную историю.

– В последний раз, товарищ старший лейтенант… Вы уверены в том, что говорили?

Сергей не колебался. Он привык отвечать за свои слова.

– Хорошо. Тогда отдыхайте. И учтите: о нашем разговоре – никому. Ни сейчас, ни через десять лет!

Можно было и не предупреждать. О том, где он находится, старший лейтенант Пустельга имел полное представление.

Комбриг пожал руку Сергею, и тот еще раз ощутил холод, словно Волков держал все это время пальцы на льду. Короткий кивок полковнику – и странный человек с саперными петлицами вышел из кабинета.

Дальнейшее было еще более странным. Кадровик, похоже, забыв о том, зачем Сергей понадобился в Столице, велел подождать за дверью, но через минуту вышел, сообщив, что старшему лейтенанту надлежит пройти в комнату No 318 и находиться там впредь до дальнейших распоряжений.