Впрочем, некая странность все же имелась: на комбриге была гимнастерка, но не с привычными эмблемами, а почему-то с саперными топориками. И понять, что делает этот краснолицый комбриг-сапер в кабинете Центрального Управления НКВД, было достаточно сложно.
– Ну-с, – повторил кадровик, – кажется нашел.
Он достал какую-то папку, открыл ее и кивнул:
– Пустельга Сергей Павлович… Тэк-с, Тэк-с…
И он углубился в чтение. Очевидно, это было личное дело Сергея – папка, в которую он давно мечтал заглянуть.
– Тэк-с, тэк-с, – продолжал тянуть полковник. – Значит, учились в колонии имени Дзержинского… Похвально, похвально, товарищ старший лейтенант… Это у Макаренко?..
– Так точно! – колония имени Дзержинского – высшая аттестация для молодого чекиста.
– Отец, значит, член партии с 1915-го… Погиб под Орлом… Вы, стало быть, беспризорник… Бывший, конечно…
Полковник не спрашивал, а просто проговаривал вслух то, что записано в бумагах. Сергей улыбнулся: несколько лет голодной, но бесшабашной жизни на околицах Харькова теперь воспринимались как странный, хотя и увлекательный сон. А ведь было! И скажи кто, что Сережка Крест станет через несколько лет сотрудником ЧК… И старший лейтенант вновь еле заметно улыбнулся.
– Училище, стажировка в Столице… У Фриновского стажировались?
– Так точно! – Фриновский, как уже успел узнать Сергей, был теперь крупной фигурой – заместителем самого товарища Ежова.
– Почему вы выбрали Ташкент?
– Я не выбирал, – удивился Сергей. – Меня направили.
– Тут сказано: выбрали! – толстый палец ткнул куда-то, в невидимую Сергею бумагу. – Вам было предложено три места.
– А-а… Так точно, извините…
Да, ему предлагали на выбор: Кавказ, Северный Сахалин и Ташкент. Он выбрал бы Кавказ, но о тамошнем руководителе, Лаврентии Берия, разговоры ходили не самые лучшие.
– Всегда мечтал побывать в Туркестане.
Ответ был из наиглупейших, но сошло и так. Полковник продолжал проговаривать то, что было в бумагах, – подробности его службы.
– Значит, узбекский выучили… И уйгурский… Это хорошо. Но вы же, извините, на узбека не похожи…
Сергей лишь вздохнул. Очевидно, полковник прочитал, что его, тогда еще лейтенанта, внедряли в местное подполье.
– В Ташкенте много русских. Я занимался ими. Националистическим подпольем ведал другой отдел, товарищ полковник. Я же из Иностранного… Это зарубежная агентура…
– Знаю, знаю, – толстяк махнул рукой, и Сергей вновь сдержал усмешку, подумав, скольких шпионов удалось тому раскрыть за свою жизнь. Сам же старший лейтенант мог гордиться: у него достаточно удач, хватит любому работнику до самой пенсии. А за агента БШ-13, он же курбаши Шо, его благодарил лично нарком…
– Так значит, смел, инициативен, особо успешно работает при планировании и проведении сложных, неординарных операций…
Очевидно, это было из его последней, еще неизвестной Сергею характеристики, и он невольно возгордился. Нет, не то чтобы возгордился, но все-таки слышать такое было приятно.
– Обладает особыми природными способностями, помогающими в работе…
Полковник пробежал глазами только что прочитанную фразу и удивленно поднял глаза на Сергея. Это не было вопросом, но ответ явно требовался.
– Ну, понимаете… – объясняться было нелегко, особенно по такому поводу. – Я почти всегда чувствую, когда люди говорят неправду. Когда ведешь допрос, это очень помогает. И я иногда могу угадывать, что человек думает. Не всегда, конечно…
– А-а-а, – протянул кадровик. – Это понятно, это хорошо…
Сергей облегченно вздохнул: то, во что его товарищи поверили далеко не сразу, да и он сам сумел оценить не так давно, здесь могло вызвать лишь снисходительную усмешку. Хорошо, что полковник не стал расспрашивать дальше, иначе Сергею пришлось бы продемонстрировать сеанс угадывания мыслей на самом полковнике. Сделать это было крайне нетрудно.
– Но здесь написано… – толстый палец ткнулся в бумагу, а в голосе вновь прорезалось удивление, – особенно успешно работает с фотографиями… А вот даже примеры…
Значит, написали и об этом. Пришлось пояснять, хотя сделать это в двух словах крайне нелегко:
– Это… это у меня с детства, товарищ полковник. Если я взгляну на фотографию, то почти всегда могу сказать, жив человек или нет. А иногда далеко он или близко.
Впервые он понял это в шесть лет, когда посмотрел на отцовскую фотографию и вдруг понял, что его бати, Павла Ивановича, командовавшего батальоном на Юго-Западном фронте, нет в живых…
– И вы можете сказать, где находится этот человек?
Старший лейтенант удивленно повернул голову. На этот раз спрашивал не полковник, а неизвестный сапер.
Сергей немного растерялся. Странный комбриг старше по званию, чем хозяин кабинета, но отвечать ли ему – чужаку в Центральном Управлении!..
– Да-да, отвечайте, – понял его кадровик, и по тому, как заторопился полковник, Сергей сообразил, что краснолицый – никакой здесь не чужак, а саперные петлицы – скорее всего, обычный маскарад.
– Нет, не могу, товарищ комбриг, – Сергей на всякий случай встал, хотя оставался в положении «вольно». – Я лишь могу понять – далеко ли он.
– Интересно… – по пунцовому лицу пробежала короткая, жесткая улыбка, вы смотрите или подносите руку?
По тому, как был задан вопрос, Сергей вдруг понял, что неизвестный комбриг понимает, о чем идет речь.
– Я смотрю… Пробовал рукой, но не всегда получается.
– Вот как?.. – неизвестный тоже встал и внимательно поглядел на полковника.
Тот внезапно вскочил и неуверенно проговорил, что ему срочно надо в хозяйственное управление. Краснолицый нетерпеливо кивнул, и Сергей окончательно понял, кто главный в этом кабинете.