Пустельга слушал, немного ошарашенный. О таких вещах его сослуживцы обычно предпочитали молчать. Обобщать порою опасно…
– Теперь тридцать четвертый и чуть позже. Для подполья – Каменева, Бухарина и их банды – это был последний шанс. Последний! Мы уже вышли на Рютина, на Смирнова, на Ломинадзе, на Зиновьева! Если бы у них была хоть какая-то возможность, неужели не выступили бы? И что? Убили Кирова, довели народ до бешенства – и сами в могилу?
Он покачал головой и закурил очередную папиросу:
– Теперь год тридцать седьмой. Все «бывшие» – от троцкистов до монархистов – изолированы или уничтожены. Сейчас мы дочищаем остатки. Перешерстили все наркоматы, включая военный, наше ведомство, пустили «частый бредень» по крупным городам. Сопротивления, как видите, ноль. И какие перспективы? Выйдут эти две сотни из «Ковчега» – ну и что? Для восстания нужны тысячи, нужна поддержка армии…
Пустельга думал. Ахилло в чем-то прав, но Сергей вновь вспомнил роман Гюго. Вандея восстала, когда пруссаки шли на Париж.
– Вариант Троцкого? – усмехнулся Микаэль – «Когда враг будет в сотне километров от Столицы, мы вас, бездарных бюрократов, будем расстреливать!» Так, кажется, у Льва Революции, простите, у Иудушки? Да, это шанс… Но если не восстали в тридцатом, в тридцать третьем, не восстали сейчас думаю, не смогут и тогда.
– А почему – не восстали? – не выдержал Сергей.
– Народ убедился в реальных преимуществах Советской власти и отверг посулы буржуазных и фашистских наймитов…
– Я серьезно… ~ привычная формула внезапно вызвала раздражение.
– И это тоже. Сторонников у нас хватало, даже в тридцатом. Вон наш лейтенант… Кроме того, разветвленная сеть партийных организаций и спецслужб. Плюс грамотная пропаганда. А в общем, такое впечатление, что потенциальные бунтари потеряли пыл. Словно кто-то вырезал у них шишки агрессии – или что там есть в мозгу?..
– Ну, это уже метафизика! – Мысль о повальной лоботомии показалась еще более безумной, чем идея «спрятанного» подъезда. – Но в любом случае они подполье – могут надеяться на перемену обстоятельств. Значит, надо это учитывать. Так?
– Так точно, – послушно, но без всякого энтузиазма кивнул Ахилло. Только, Сергей, если в самом деле будет путч, его организует не Лантенак, а кто-то на самом верху. Не нужны будут ни склады с оружием, ни баррикады. Просто отдадут приказ двум-трем полкам в Столице… Мы тут бессильны.
Пустельга вспомнил слова товарища Иванова:
«Вандея» не связана с высшими эшелонами. А если прав Михаил? Нет, похоже, покойный Виктор Гюго, вместо того чтобы разъяснить дело, изрядно все запутал…
Они уже прощались, когда Ахилло отозвал его в сторону, вновь оглянулся, словно в кабинете мог прятаться посторонний, и тихо проговорил:
– Сергей, не хотел вас вмешивать… Вера Лапина пропала. Родители заявили в милицию, но боюсь…
Он не договорил, но Пустельга понял. Сердце резко забилось, на душе стало муторно. Он припомнил: Вера приходила к нему пять дней назад.
– Когда… Когда исчезла?
– Почти неделю тому… Думали, уехала к родственникам в Тулу, – нет…
– Фотография у вас с собой?
Ахилло достал из портфеля небольшой снимок. Да, это Вера, в ярком весеннем платье, улыбающаяся, с распущенными волосами, снятая на фоне какого-то пейзажа – вероятно, в парке.
Сергей положил фото на стол и прикрыл глаза. Он давно уже – с того первого дня в Столице – не пробовал применять свои «особые способности». Надо расслабиться, успокоиться… Пустельга открыл глаза и медленно поднес снимок к лицу…
Михаил ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Наконец Пустельга положил фотографию обратно на стол:
– Никак не пойму… Либо она очень-очень далеко… Либо… Понимаете, Михаил, я только на миг поймал эхо – очень странное, какое-то тусклое…
Микаэль, уже успевший узнать у своего начальника все нюансы его метода, покачал головой:
– Значит… ее нет в живых?
~ Не знаю… – Сергею стало совсем не по себе. Бедная девушка! Она так сокрушалась, что роль Изольды отдали жене режиссера…
– Может, она очень больна… А может…
– Что? Сергей, поймите, это важно…
– Догадываюсь… Михаил, такое эхо бывает у тех, кто погиб совсем недавно – несколько часов назад…
В подъезде опять было темно. Впрочем, на самом верху горел свет, так что, вероятно, виною был не забастовавший распределительный щит, а загулявший дворник, вовремя не вкрутивший новые лампочки. Сергей подошел к двери и стал возиться с ключом. Он еще не привык открывать замок в темноте и никак не мог попасть в невидимую скважину. После третьей попытки ему это наконец удалось, Пустельга провернул ключ – и только тогда понял, что на темной площадке он не один.
– Сергей… Извините, я решила вас подождать…
– Вера? Вы?
Сначала – страх, затем радость, а потом – стыд. Тоже мне, Мессмер! Наговорил Михаилу разных ужасов…
– Вера, откуда вы? Вас ищут!
– Да… – в темноте послышался грустный смех. – И очень настойчиво… Сергей, я становлюсь невозможной, но мне действительно некуда деться…
– Да, конечно…
Он открыл дверь и впустил гостью. От нее вновь пахло дождем и чем-то еще, странным и неожиданным. Прошлый раз это был запах бензина; Сергей тогда подумал, что, вероятно. Веру подвозили на машине. Теперь же от ее волос доносился легкий, еле заметный запах сырой земли…
В коридоре было темно, но Лапина попросила не включать свет. Сергей не возражал, тем более что Вера пояснила, что не желает пугать его своим видом. Актриса оставалась актрисой…
Скинув плащ, девушка сразу же отправилась в ванную, желая привести себя в порядок. Маршрут Сергея был иным – на кухню, где уже успели завестись кое-какие продукты. Раз уж так вышло, с Лапиной следовало поговорить всерьез. Дело становилось шумным, ведь пропавшую актрису искала столичная милиция!