Ты, уставший ненавидеть - Страница 40

– Я вас ищу, ищу, а вы вот где, оказывается! Ну, пойдемте…

– Куда? – Слово далось с трудом, хотя главное он уже понял: поведут не на смерть. Чаша, которую выпили его спутники, на этот раз не предназначалась ему.

– Как куда? – Человек в светлой гимнастерке был, похоже, удивлен: Отбывать, стало быть. Нагрешили перед родиной, Юрий Петрович, пора искупать.

– Так меня судили? – Вместе с жизнью возвращалось сознание. Его не убили. Наверно, и не собирались убивать. Ему лишь показали вход в преисподнюю…

– Судили, судили! – охотно, почти весело подтвердил неизвестный. – Правую руку, будьте добры, Юрий Петрович…

Орловский, не думая, протянул руку. Щелчок – запястье сжала сталь.

– Не очень давит? – Неизвестный защелкнул другой конец наручника на своем левом запястье и пояснил: – Полагается. Вдруг у вас нервы разгуляются: броситесь куда-нибудь, еще ногу подвернете… Ну, пошли…

– Сейчас…

Юрий сделал шаг вперед и чуть не упал.

– Да что это с вами? Не заболели? А ну-ка, ну-ка…

В руке у неизвестного появилась фляжка. Юрий послушно глотнул – рот опалило, по телу пробежал огонь, на мгновение перехватило дыхание.

– Лучше?

Да, ему было лучше. Спирт помог – тьма отступила, и освещенное фонариком подземное помещение уже не казалось преддверием смерти. Просто небольшой подвал, разве что излишне сырой.

– Ну, пойдемте, пойдемте… Теперь он шел назад – все по тому же проходу. Сопровождающий заботливо светил под ноги – дабы не угодить в лужу или не споткнуться о случайный камень. Шли долго, и каждый шаг удалял от страшного коридора, в котором исчезли одиннадцать его спутников. На этот раз он зря роптал на Творца – ему повезло. Впрочем, повезло ли? Он идет не на волю. Этим, в светлых ли они гимнастерках или в черных куртках, по-прежнему что-то от него нужно. Значит, еще ничего не кончено…

Во дворике стояла машина – на этот раз легковая, обыкновенная «эмка». Сопровождающий предупредительно распахнул дверцу. Юрий шагнул и остановился – наручники мешали.

~ Ах да, извините… – Через секунду рука была свободна. Юрий сел на заднее сиденье, вдохнул приятный запах кожи и прикрыл глаза. Расслабляться нельзя. Только что его вели на смерть – теперь вежливо извиняются, даже шутят. Проклятый Янус! Но – не спешить, не торопиться!..

Он почувствовал, как машина тронулась с места. Внезапно захотелось спать совсем не ко времени, очевидно, просто нервная реакция. Но все-таки что это должно значить?

– Юрий Петрович, вы, кажется, интересовались? Вот, это вам.

Перед глазами оказался конверт из плотной белой бумаги. Юрий недоуменно повертел его в руке.

– Открывайте! Не бойтесь! – Тон был такой, будто там, внутри, подарок к Первомаю или к отмененному Рождеству.

Маленький листок бумаги – плотной, мелованной. «"СССР. Особое Совещание при Народном комиссариате…» Буквы путались, неяркий свет лампочки в салоне не давал всмотреться.

– Простите, что это?

– Как что, Юрий Петрович! Вы же спрашивали про суд. Это, стало быть, приговор.

Вот оно, значит, как… Выходит, его действительно судили! Невольно проснулось любопытство, но проклятые буквы продолжали плясать.

– Вы не скажете… сколько? Я плохо вижу.

– Да сколько же еще, Юрий Петрович? Статья 58, пункты 10 и 11. Стало быть, двадцать пять-

– Двадцать пять лет!

Срок, давно ожидаемый и. в общем, не такой страшный по сравнению с тем, что чуть было с ним не случилось, внезапно предстал перед Юрием со всей ясностью… Двадцать пять лет… Ему сейчас тридцать три. Значит, он выйдет в пятьдесят восемь, и это будет год 1962-й… Бред, в «исправительно-трудовых» лагерях столько прожить невозможно! Значит, что до конца жизни?

– Двадцать пять лет! – Он повторил это вслух и вздрогнул. Вот он, обещанный «четвертак»…

– Ну да, именно двадцать пять лет, и пять лет – поражения в правах, охотно подтвердил словоохотливый энкаведист. – Говоря по-простому, «двадцать пять – по зубам и пять – по рогам». Знакомы с современным фольклором, Юрий Петрович?

Орловский не стал отвечать. «Поражение в правах» – – звучало смешно. Значит, на свободе у него имелись права? Хотя, конечно, он имел право свободно выйти из дому и даже съездить к Черному морю – в законный отпуск, само собой. Согласно Сталинской Конституции…

– Простите, как мне к вам обращаться? – Вопрос, может быть, и лишний, но все-таки этот чекист называл его не «проблядью», а «Юрием Петровичем».

– Ну, сразу видно, что вы еще человек неопытный! Обращаться надо просто «гражданин начальник»… Шучу, Юрий Петрович, зовите меня Костей.

От неожиданности Орловский не удержался и хмыкнул. «Костя» усмехнулся в ответ, и Юрий стал исподтишка разглядывать странного типа в светлой гимнастерке… Лет двадцать семь – двадцать восемь, приятное лицо, ямочки на щеках, глаза веселые… и какие-то скользкие… Костя!

– Извините… Константин… Как вас по отчеству? Я не привык…

– Так и я не привык, – развел руками «Костя». – Я, Юрий Петрович, чего к вам по имени-отчеству обращаюсь… Потому что вы, можно сказать, интеллигент, человек к подобному обращению привычный. А нас в училище так наставляли: для контакта и полного доверия надо обращаться к человеку так, чтобы ему было приятно. Ну а мой батя – столяр, я к этим отчествам и не привык. Я как слышу – так сразу чувствую, что попал к начальству на ковер. Так что уважьте.

– Хорошо… Константин, – кивнул Орловский. – Меня куда, в лагерь?

«Костя» весело засмеялся, как будто его подконвойный удачно пошутил:

– Помилуйте, Юрий Петрович! Сразу видно, что новичок вы в этих делах. В лагерь иначе направляют. Да и нечего вам там делать. Там таким, как вы, простите, плохо. С вашей статьей вам даже «придурком» не стать. Вы понимаете, о чем я?